|
|
|
Оглавление
ПАРТИЗАНЫ ПОСЛЕДНЕГО ВРЕМЕНИ
[1]
[2]
[3]
[4]
[5]
[6]
[7]
[8]
[9]
[10]
[11]
[12]
[13]
[14]
[15]
- 7 -
Заботами Юрика пельмени их дождались горячими. Павел стремительно подхватывал пельмень на вилку, дул на него с энергией волка из «Трех поросят» и отправлял в рот. Масенка же вяло ковырял вилкой в тарелке. Он явно нервничал и хотел встрять в разговор. Видимо, ему казалось, что на сегодня он уже превысил свою норму текста, так что даже несколько раз открыв было рот с явным намерением разразиться речью, он передумывал и затыкал его себе пельменем.
Основным раздражителем был Родион. Разместившись с пепельницей на подоконнике, он размахивал горящей сигаретой, иногда затягиваясь, и, из вежливости пуская дым в форточку, нудил:
- Мы не можем воспринимать врага как организационную абстракцию. Образ транснациональной корпорации не генерирует ненависти.
Борислав постучал ложечкой по краю тарелки.
- Это за пределами моего русского языка. Требую перевода!
- Даю перевод! – Весело откликнулся Славик. – Родя хочет сказать, что корпорацию ненавидеть сложно. Видимо, он гнет к тому, что ненавидеть лучше людей.
- Людей лучше любить, чем ненавидеть, - пробормотала Юлька, но Родя ее услышал.
- Я – не человеконенавистник. Если кто-то в нашем безумном мире еще способен любить, я, может быть, даже рад за него. Но меня беспокоит наша борьба. Если мы боремся с организациями, то что мы можем? Нам нечего противопоставить Всемирному Банку или МВФ. Другое дело, если мы определяем своего врага как персоналии: Рокфеллер, Ротшильд, Билл Гейтс –люди, и поэтому уязвимы. Уничтожь человека – и дрогнет организация, - вот, по-моему, подходящий лозунг.
- Мы не занимаемся террором. Я против террора. – Масенка резко отодвинул тарелку в сторону. – Родя, не обманывай сам себя, террор – это убийство. Какая бы идеологическая шелуха ни прилипла к этому слову, суть его – смерть и приращение смерти. Это их методы, а не наши. Если мы примем террор, это значит, что им удалось навязать нам игру по их правилам, и они нас раздавят, потому что они – доки в этой игре.
Масенка встал.
- Я пошел наверх. Можешь считать, что я сбегаю от разговора. В конце концов, основные вопросы у нас решаются большинством голосов. Убеждай, но не переусердствуй. Не вноси к нам раздора. – Уже на лестнице он обернулся и добавил:
- Голос Павла предлагаю считать равноправным.
Было слышно как поскрипывают на галерее половицы, отмечая удаляющиеся шаги. Разговор завис в ожидании реплики, рискуя совсем прекратиться.
- Родион, ну почему Вы такой злой? – Инна разбила начинающее набирать силу молчание. Она сидела в кресле у камина, уютно подогнув под себя ноги.
Когда Павел вернулся в гостиную, и их с Масенкой сразу же посадили за стол, он все пытался перехватить Иннин взгляд, чтобы хотя бы так вернуть себе ощущение, что они здесь – не просто двое пришедших одновременно, а – вместе. Не получилось. Инна была увлечена какой-то книжкой и не подняла головы. Теперь, заложив пальцем страницу, она внимательно и даже строго смотрела на Родиона, ожидая ответа.
- Злой? Может, и злой. Почему? Вам знакома дразнилка: Родион – иди вон? Я слышал ее с детства. Я всегда оказывался лишним. Меня часто били – сначала чужие, потом свои. Потом я научился давать сдачи.
- Я сейчас заплачу! Это же история жизни!
- Юрик, не юродствуй!
- Юленька, что Вы меня защищаете? Я ведь здесь не сопли пускаю. Я просто объясняю, почему я горчу. Считайте меня горькой пилюлей. Кто-то ведь должен колоть глаза и говорить правду.
- Значит, мы, остальные, все лжем?
- Инна, зачем ты так. Родион один из нас. Зачем пытаться столкнуть его лбом сразу со всеми?
- Спасибо, Юленька! Вы настоящий друг. – Родион сделал неловкое движение, намереваясь слезть с подоконника.
- Осторожно, пепельница! – Закричало насколько голосов.
- Поздно.
- Я сейчас принесу веник и совок, - Юрик исчез по направлению к кухне.
- Она не разбилась. – Родион поднял пепельницу и поставил ее обратно на подоконник. – Я сейчас быстренько всё замету.
- Давайте, я. – Юлька отобрала у Юрика веник. Родион виновато посмотрел на Юльку, подошел к столу и сел. Потянулся было за сигаретой, но не решился.
-Да Вы курите, курите, - улыбнулся Славик.
Инна отложила книжку и тоже перебралась к столу, чтобы налить себе чаю. Родион задумчиво следил за ее движениями. Потом все-таки вытащил сигарету и прикурил.
- Инна, я все-таки должен ответить на Ваш вопрос. Мы все лжем – и себе и друг другу. Мы лжем, называя себя партизанами и не идя дальше слов. А если мы действительно партизаны, мы лжем, убеждая себя, что сможем обойтись без вооруженных акций.
- Звучит высокопарно. А что за этим стоит, сказал Масенка.
- Масенка не побоялся назвать смерть своим собственным именем. А Вы табуируете это слово. – Родион сделал выпад сигаретой, посыпая стол пеплом. – Настоящий партизан должен уметь смотреть смерти в лицо.
- По-моему, Борислав – единственный из нас, у кого есть такой опыт, - заметил Юрик.
- Теперь все посмотрели на Борислава, - улыбнулся Славик. Борислав чуть улыбнулся в ответ – просто дрогнули уголки губ.
- У смерти много лиц, - медленно произнес он – чуть ли ни каждое слово отдельно, словно переставляя с места на место тяжелые гири. – Некоторые из них я буду помнить всегда… Вы не видели рощи после того, как в нее упала кассетная бомба Это заколдованный лес из страшной сказки. Деревья иссечены в щепы. Обрубки стволов, как тела инвалидов без рук. Абсолютная тишина. Никаких признаков жизни. Я нашел дрозда, у которого была пробита грудь. Дурак, не мог вовремя улететь! А птицы, говорят, чувствуют такое заранее. Теперь это растерзанное тельце я часто вижу во снах. Привыкаешь к смерти людей, а тут какая-то птица стоит перед глазами… Еще впечатляет, когда вчетвером несколько недель сидишь на наблюдательном пункте, а потом глупая перестрелка за пять минут выщелкивает всех, кроме тебя.
Он помолчал и добавил:
- И без того слишком много смерти, чтобы хотеть еще раз нажать на курок. Но иногда нельзя не нажать.
- Вот! – Родион даже поперхнулся дымом и закашлялся. Он как раз затягивался, когда Борислав сделал финальный пас. Пропустить такую подачу было невозможно. Но почему-то остальные отреагировали довольно вяло.
- Что «вот»? – спросила Инна.
Поскольку Родион продолжал кашлять, он ограничился неопределенным жестом.
- Я так понял, что Борислав никогда не выстрелит первым, - сказал Юрик. Борислав с рыцарским достоинством наклонил голову, выражая признательность и согласие.
- А самозащита вряд ли вписывается в твое понимание вооруженных акций.
- Почему же? – Родион наконец обрел голос. – На нас давит система. Новый мировой порядок пытается абсорбировать наши индивидуальности. Чем это не агрессия, которой надо противостоять с оружием в руках?
- С тобой, Родя не договоришься. В тебе, как в старом компьютере, только одна программа. И ты ее пытаешься приспособить к решению совершенно разных задач.
- Юрий, если бы я тебя не знал, я бы подумал, что ты меня хочешь обидеть. А так я…
Родион замолчал, обнаружив отсутствие оппонента. В дверь трижды позвонили, и Юрик пошел открывать. Остальные даже не пошевелились. Видимо, роль швейцара за Юриком была закреплена навсегда.
Хлопнула дверь, и в гостиную ворвался Анатолий. Он был похож на вспугнутого зверька, возбужденно крутя головой, то и дело поправляя указательным пальцем сползающие очки. Волосы его стояли чуть ли не дыбом. Он повернулся к дверям, и когда в них возникла мощная фигура Юрика, с отчаяньем выпалил, почти срываясь на крик:
- Меня только что пытались убить!
|
|
|
|